Голод
Третьей бедой у подземного гарнизона считался голод. Ещё до войны в штольнях Аджимушкая были оборудованы склады военторга, где к середине мая 1942 года оставались небольшие запасы провианта: немного хлеба и сухарей, крупы, жир, концентрат, табак, чай. Имелись и стратегические запасы сахара. Но надолго ли могло хватить тех запасов? 13 тысяч военнослужащих, примерно 5 тысяч гражданских.(
Фашисты были уверены, что голод вынудит советских воинов прекратить сопротивление и выйти на поверхность. Но эти расчеты провалились.
Начальник продовольственной службы каменоломен А.И. Пирогов в своей книге «В осаде» рассказывает, как полковник Ягунов приказал ему посчитать все запасы еды и назначить норму пайка: хлеба – 200 граммов, жира – 10 граммов, концентратов – 15 граммов, сахара – 100 граммов на человека.
Любопытно, что норма сахара не только не уменьшалась, но и увеличивалась. Это подтверждают и сами участники. Так, один из них сообщает: «Сахар под конец был основным продуктом питания, и только благодаря ему мы остались в живых». Однако сахар, поднявший дух защитников в первые дни, потом сыграл с ними злую шутку. Из-за отсутствия воды и нормального питания, употребление сахара в больших количествах привело к массовому развитию сахарного диабета.
И те, кто выжил в начале обороны благодаря сахару, через несколько месяцев погибали от даже самых незначительных царапин и ранений – настолько сильно разрушал иммунитет прогрессирующий диабет. Позже поисковики нашли в катакомбах многие тонны сахара. Но сахар невозможно есть без воды. А воды не было тоже.
В конце мая в каменоломню зашли кавалеристы 72-й кавалерийской дивизии. Строевые лошади были сразу забиты, мясо съедено, а кости, шкуры и копыта закопаны в дальних штольнях. Но уже через месяц, в конце июня, когда еды не стало, месячную полусгнившую тухлятину откапывают, жарят и готовят супы-затирки, выкапывают и вываривают лошадиные кости, после чего толкут кости в муку. И ели, чтобы были силы сражаться.
В конце мая в каменоломню зашли кавалеристы 72-й кавалерийской дивизии. Строевые лошади были сразу забиты, мясо съедено, а кости, шкуры и копыта закопаны в дальних штольнях. Но уже через месяц, в конце июня, когда еды не стало, месячную полусгнившую тухлятину откапывают, жарят и готовят супы-затирки, выкапывают и вываривают лошадиные кости, после чего толкут кости в муку. И ели, чтобы были силы сражаться.
Полевая кухня, как и солдатские котелки скоро стало не нужна, продукты закончились.
Ели траву, которую добывали с боем на поверхности, до тех пор, пока фашисты не выжгли все вокруг и не обнесли дважды район катакомб колючей проволокой. Чтобы утолить голод, грызли резину.
Из дневника участника обороны политрука морской пехоты Александра Сарикова:
«30 июня 1942 г. Трое умерло только от того, что они ели лошадиные шкуры жарили их на костре и ели, а потом часами сосали воду, вот и конец.
26 июля 1942 г. Чувствую слабость. Это от того, что я наелся вареной травы... Не есть траву: зубы шатаются, десны болят. Соли нет, 3 грамма на сутки, и те растворяются незаметно. Трудно, но что делать? Нужно терпеть, бороться. Только борьба и сила воли помогут делу...»
Заедали вши. Трупы погибших товарищей, похороненных тут же, разлагались. Воздух был тяжелым.
Участник обороны Михаил Радченко вспоминал: «Часто ели деликатес: ловили и убивали крыс. Врачи говорили: отрезайте им головы и ножки, они же по трупам бегают, чтобы не отравиться. Так мы и делали».
Ели ремни, кирзу, но до людоедства не дошли. Готовили на машинном масле. Ели все, что можно съесть – вплоть до хлопчатобумажной одежды. В начале августа люди начали умирать от голодного истощения. Умерших от голода детей хоронили в снарядных ящиках.
Во время голода подземная крепость переживала период пассивной обороны. Обессиленным часовым разрешалось сидеть. Их приводили под руки, сжали на камень, ствол оружия направляли на амбразуру, палец клали на спусковой крючок.
Из дневника участника обороны политрука морской пехоты Александра Сарикова:
«30 июня 1942 г. Трое умерло только от того, что они ели лошадиные шкуры жарили их на костре и ели, а потом часами сосали воду, вот и конец.
26 июля 1942 г. Чувствую слабость. Это от того, что я наелся вареной травы... Не есть траву: зубы шатаются, десны болят. Соли нет, 3 грамма на сутки, и те растворяются незаметно. Трудно, но что делать? Нужно терпеть, бороться. Только борьба и сила воли помогут делу...»
Заедали вши. Трупы погибших товарищей, похороненных тут же, разлагались. Воздух был тяжелым.
Участник обороны Михаил Радченко вспоминал: «Часто ели деликатес: ловили и убивали крыс. Врачи говорили: отрезайте им головы и ножки, они же по трупам бегают, чтобы не отравиться. Так мы и делали».
Ели ремни, кирзу, но до людоедства не дошли. Готовили на машинном масле. Ели все, что можно съесть – вплоть до хлопчатобумажной одежды. В начале августа люди начали умирать от голодного истощения. Умерших от голода детей хоронили в снарядных ящиках.
Во время голода подземная крепость переживала период пассивной обороны. Обессиленным часовым разрешалось сидеть. Их приводили под руки, сжали на камень, ствол оружия направляли на амбразуру, палец клали на спусковой крючок.
Сигнальные рвы шириной около метра и глубиной на штык лопаты, засыпанные бутылками, жестяными банками и прочим звенящим хламом, предупреждали часовых. Это изобретение последних недель жизни подземного гарнизона. Сил оборонять все выходы уже не было, а звон железа и стекла разносился в каменоломнях далеко.
Под землей ввели систему пропусков и паролей, менявшихся каждый день. Не знавших нового пароля ждал допрос и суд. Уже позже, по законам военного времени, неопознанных просто расстреливали. В аду не до сентиментов.
Осенью бойцы гарнизона уже понимали, что они все – смертники и могут только продать свою жизнь подороже. В начале августа люди начали умирать от голодного истощения. Дети всегда гибнут первыми в голод, холод и от болезней. Их хоронили в снарядных ящиках.
Под землей ввели систему пропусков и паролей, менявшихся каждый день. Не знавших нового пароля ждал допрос и суд. Уже позже, по законам военного времени, неопознанных просто расстреливали. В аду не до сентиментов.
Осенью бойцы гарнизона уже понимали, что они все – смертники и могут только продать свою жизнь подороже. В начале августа люди начали умирать от голодного истощения. Дети всегда гибнут первыми в голод, холод и от болезней. Их хоронили в снарядных ящиках.
Особое место в каменоломнях называется детским захоронением, плотными рядами здесь смотрят из темноты иконы, цветы и детские игрушки – их приносят посетители. В сентябре смертность от истощения резко возросла.
В 1985 году поисковики нашли мумифицированное тело сидящего на посту часового, который не покинул свой пост, в истлевшей одежде и с винтовкой в руках. Точную копию часового сделали из металлических прутьев.
И я бы хотел, чтобы каждый из вас просто представил, что пережил и вынес этот человек перед смертью. Почувствуйте хоть часть того, что чувствовал здесь, во тьме, он. Я стоял и смотрел в его пустые глазницы, представляя, каким он был, этот солдат.
И я бы хотел, чтобы каждый из вас просто представил, что пережил и вынес этот человек перед смертью. Почувствуйте хоть часть того, что чувствовал здесь, во тьме, он. Я стоял и смотрел в его пустые глазницы, представляя, каким он был, этот солдат.
Рядовой или командир, русский или украинец, может, таджик, - он для врага был именно русский солдат. И фашисты боялись его тогда, боятся и сейчас, потому и сносят их памятники, оскверняют и разоряют их могилы, в некоторых «цивилизованных» европейских странах. А мы? У нас тоже некоторые забыли, что именно ему и его товарищам мы обязаны всем.
